Запрет на любовь. Любовь. Приключения. Эротика - Кора Бек

Мама произнесла свой импровизированный монолог на одном дыхании, но, несмотря на то, что она пыталась сдерживать свое волнение, я видел, что ей сейчас очень плохо. Всегда чувствуешь себя плохо, когда делаешь больно другому человеку, сам того не желая, а по отношению к Эрику это было особенно тяжело.

Эрик, выслушав маму, молча встал, поцеловал ей руку, и затем – потемневший лицом, ссутулившийся, ни слова не говоря, вышел. А я подумал, что Роза была права, называя его «Дон Кихотом ХХ века». Он был джентльмен.

***

Не знаю, как много времени прошло после ухода Эрика, но я проснулся оттого, что скрипнула дверь, и в комнату вошла Роза. Щелкнул выключатель, и на миг я зажмурил глаза от резко хлынувшего яркого потока света, а когда открыл, то обнаружил, что мама неподвижно сидит на стуле, подперев руками подбородок, и смотрит куда-то вдаль мутным невидящим взором.

Посчитав, что пора на себя обратить внимание, я подал голос, и Роза взяла меня на руки. Мама, наконец-то очнувшись, как-то странно, словно не узнавая, посмотрела на нас, и, заметив, что «Тимку надо покормить», отправилась на кухню готовить мне кашу. Я остался с Розой.

Надо сказать, что если с Сабиной мне все было просто и ясно, то рядом с Розой я нередко ощущал чувство непонятной смутной тревоги. Роза была славной, доброй, на редкость здравомыслящей девушкой. Имея от природы ясный мужской ум, она всегда умела объективно оценить ситуацию и редко ошибалась в людях.

Мужчины, соблазнившись ее красивой внешностью, стремились познакомиться с ней, но никогда рядом долго не задерживались. Мне кажется, Роза морально подавляла их своей независимой манерой суждения и поведения, высокомерным взглядом раскосых зеленоватых глаз и всем своим видом, который можно было бы обрисовать одним междометием: Ха!

Роза, предпочитавшая в одежде строгий классический стиль, обычно выглядела столь холодной и недоступной, что лишь отчаянные смельчаки решались подойти к ней на расстояние ближе, чем на метр, и то только за тем, чтобы пригласить ее в театр или какой другой культурный центр.

При всем при том Роза любила детей, и порой говорила, что никогда не останется в «старых девах» хотя бы потому, что хочет в будущем иметь ребенка. Меня она обожала, и даже терпеливее и мужественнее, чем мама, умела переносить мой плач, капризы, мою боль.

Еще Роза очень любила фантазировать на тему, кем я стану, когда вырасту. Сама же год назад категорически заявила, что не желает больше работать на государство, и, передоверив свою трудовую книжку приятельнице, работавшей в двух местах одновременно, занималась пошивом и вязанием одежды на дому, благо, в нашей квартирке имелась свободная комната, общими усилиями оборудованная под мастерскую. Недостатка в клиентах у нее не было, работала она быстро и качественно, но стоило появиться свободной минутке, как она бежала ко мне, называя меня своей отдушиной.

Я ценил ее доброе отношение ко мне, но что-то меня в ней настораживало, особенно в последние дни. Роза часто выглядела утомленной, жаловалась на бессонницу, а иногда, когда мамы с Сабиной не оказывалось дома, начинала вдруг тихонько, но невыразимо горестно плакать. Так неожиданно я узнал, что «железная Роза» может быть другой.

Успокоившись, она поднимала меня на руки, подбрасывала в воздухе, тормошила и радовалась до небес, если ей удавалось меня рассмешить. Я старался отвечать ласкою на ее любовь, но мне всякий раз мне становилось не по себе, когда она вдруг принималась рассматривать меня, вглядываясь в черты лица, и бормоча что-то себе под нос.

***

Вернулась из кухни мама, и, водрузив меня на мой высокий стул, принялась кормить с ложечки. Вообще, мне больше нравилось, когда мама позволяла мне есть самому. Правда, при этом большая половина пищи проносилась мимо рта, рубашка на груди насквозь промокала, но зато в это время я ощущал себя вполне самостоятельным человеком. Однако мама об этом, увы, даже не догадывалась.

Стоя у окна, Роза небрежно обронила:

– Что это Эрик так быстро сегодня ушел?

Мама, старательно пичкая меня кашей, нехотя ответила:

– Я думаю, он больше не придет. Мы расстались.

Роза резко обернулась:

– Ты не боишься, что когда-нибудь пожалеешь об этом?

Мама не успела ничего сказать, как в прихожей неожиданно раздались громкий шум, смех, и в комнату вошли Сабина и с ней двое мужчин.

Похоже, они были немного навеселе, поскольку Георгий, а одним из мужчин был именно он, с распростертыми объятиями бросился было к Розе, но, остановленный ее холодным взглядом, тут же, как ни в чем не бывало, присел на диван рядом с мамой, целуя ей вместо приветствия руку. Бурно выражая свой восторг по поводу встречи, он за минуту осыпал ее десятком довольно изысканных комплиментов.

Мама и Роза не переставали удивляться, как Сабине и Георгию удается уживаться друг с другом. Оба одинаково шумные, темпераментные, словоохотливые, они обладали потрясающим талантом произносить сто слов в минуту. При этом раскусить Гогину речь с его колоритным кавказским акцентом с непривычки было делом весьма сложным.

Гога, высокий статный красавец с замечательной шевелюрой иссиня-черных волос и обжигающим взглядом черных очей, являл собою образец мужчины, которые словно магнитом притягивают к себе женщин. А с ними он знакомился довольно часто и весьма своеобразным способом. Обычно он подходил на улице или в кафе к понравившейся ему незнакомке со словами: Девушка, к вам можно приставать? Его веселая непосредственность и обаятельная наглость подкупали, и потому в знакомстве редко отказывали.

Большой интеллектуал, отчаянный юморист, Георгий был душой любой компании, заражая всех своей неуемной энергией и искрящимся оптимизмом. Как и все истинные автолюбители, он обожал высокую скорость и риск. Как и все настоящие мужчины, он любил красивых женщин и разнообразие. Гога скромно признавался, что не может устоять перед прекрасным, но на него невозможно было долго сердиться. Он так умел быть рядом с женщиной мужчиной, что в его обществе даже дурнушка очень скоро почувствовала бы себя королевой. Сабина любила его без памяти.

Вызволив меня из невольного плена, коим являлся мой зарешеченный стул, Гога легко приподнял меня на одной руке, и, цокая языком, весело сказал: Вы только посмотрите, какой джигит растет, вах-вах-вах! В свою очередь, я с удовольствием принялся дергать его за короткие жесткие усики, смешно топорщившиеся из-под породистого крупного носа. Но мама скоро прекратила это баловство, усадив меня на кровать. Я не обиделся, поскольку наблюдать за взрослыми было делом не менее занятным.

Между тем Георгий, наконец, догадался представить маме с Розой своего друга.

– Вахтанг, друзья зовут Сашей, – поочередно целуя им руки, отрекомендовался он.

– Почему Сашей? – удивленно взглянула мама.

Вмешался вездесущий Гога:

– Потому что Пушкина любит, и сам потихоньку пишет. Душа у него тонкая, понимаешь, Лора? Поэт, одним словом»

Не обращая внимания на шутки друга, Вахтанг-Саша тем временем приблизился к Розе и с чуть смущенной улыбкой произнес:

– Мне кажется, мы с вами уже знакомы?

– Неужели? – бросила она на него косой взгляд.

– Помните, несколько недель назад вы отмечали со своими сокурсниками завершение сессии в ресторане «Орбита»? Я пригласил вас тогда на танец.

– И это вы называете знакомством? – усмехнулась Роза.

– Однако вы назвали мне свое имя, хотя и отказались, как я ни просил, дать свой номер телефона, – не отступал Вахтанг.

– Все это подтверждает лишь старую истину о том, что мир удивительно тесен, и ничего более, – пожала плечами Роза и принялась расстилать скатерть на стол.

К Вахтангу подошла мама, и, как подобает гостеприимной хозяйке, пригласила его сесть, завязался разговор. Они оживленно обсуждали премьеру спектакля в театре, когда в дверь комнаты с плутовским видом просунула голову Сабина и пригласила маму к телефону. Вся зардевшись, она попросила прощения и вышла.

Вахтанг попытался продолжить беседу с Розой, но на все его реплики она, заняв свою привычную в общении с малознакомыми мужчинами оборонительную позицию, корректно, но сухо отвечала: «Да» или «Нет», стараясь не обидеть гостя, и при этом не поощрять его на дальнейшие ухаживания.

Атмосфера смягчилась с возвращением в гостиную ненадолго отлучившихся Сабины и Георгия. Вошли двое, но создавалось впечатление, будто вся комната наполнилась людьми. Как и следовало ожидать, мама нас почти сразу же после известного звонка покинула, ссылаясь на срочные дела, и веселая компания продолжала веселиться сама по себе.

***

На другой день я стал свидетелем, а можно сказать, и участником одной драматической ситуации. Так получилось, что в тот вечер со мной некому было остаться. Моя мама после годичного перерыва два месяца назад вернулась к работе в театре. Сейчас готовилась премьера нового спектакля, в котором ей предстояло исполнить главную роль, и она каждый вечер пропадала на репетициях. Правда, другие актеры работали и по утрам, но главный режиссер, учитывая мамино семейное положение, организовывал работу таким образом, чтобы сцены с ее участием проигрывались преимущественно вечерами.